![]() |
|
сделать стартовой | добавить в избранное |
![]() |
О православно-христианском миропонимании |
О православно-христианском миропонимании Игумен Вениамин (Новик) В начале было Слово. (Ин. 1,1) 1. Социальный аспект В нашу кризисную эпоху, когда развеиваются рационалистические и иррационалистические мифы о человеке и обществе, объектом пристального внимания у нас вновь становится человек, в очередной раз "оказавшийся" сложнее, чем это представлялось в социологии. В XX в. была сделана грандиозная по своим масштабам попытка как бы вновь открытую идею развития, эволюционизма приложить к "венцу творения" - человеку - образу и подобию Божию и, более того, повлиять на дальнейшее развитие человека в соответствии со сконструированной целевой функцией - "общего блага". Ожидаемый результат представлялся близким и легко достижимым, столь очевидной казалась зависимость "характеристик" человека от природной и общественной среды. Возник соблазн - редуцировать, "свести" человека не только к периодической системе элементов Д.И. Менделеева или к дарвинистской обезьяне, но и к его же собственным человеческим (общественным) отношениям, а затем вновь дедуцировать, "вывести" человека (уже более правильного) из них же, рассматривая его как часть целого (общества). Возник соблазн создать некий надобщественный "блок управления" обществом, которое будет "выводить" не просто человека, у которого "обнаружилось" много недостатков, а нового, "исправленного" человека, лучше прежнего. То есть возникла идея взять на себя (при помощи науки, конечно) функции сверхчеловеческие, божественные по радикальному переустройству этого несовершенного мира. В такой программе органически сочетались три "неорганические" идеи: рационализм, редукционизм и эволюционизм, с его новой систематикой. В основе этих идей лежит мировоззренческая парадигма: 'часть - целое', характерная для Нового времени. Согласно такому подходу весь мир рассматривается как большой (сколь угодно сложный) механизм с соответствующей "методологией" обращения с ним. Предполагалось, что любая сложность может быть сведена к простым основополагающим составляющим. Утратившее мистическую связь с Бытием человеческое сознание единственной достоверной реальностью признало самое себя (cogi o ergo sum). Началось отрицание любой предзаданности (априорности), а значит, - и любого предзаданного смысла (ценности). Теперь смысл должен был быть не обретен, а создан, сконструирован самим человеком, вдруг обнаружившим себя совершенно одиноким в пустом мироздании. Космологический аспект смысла Бытия (логос) был утрачен. Религия начала казаться иллюзией, а философия стала постепенно превращаться в экономическую социологию или, попросту говоря, приживалку "позитивных" наук. То, что еще прилично выглядело на бумаге, в жизни привело к систематической вражде против самого Бытия, которое было "взято под подозрение" (Н.А. Бердяев). Духовность, объявленная чем-то второстепенным, быстро была сведена со "второго" на последнее место; а далее, согласно внутренней логике редукционизма, началась борьба (уже бессознательная, поскольку в материализм это никак не вписывалось) против самого "материального базиса" (также подлежащего редуцированию, ставшему принципом), в чем окончательно и проявилась богоборческая, мироотрицающая (отрицался 'старый' Божий мир) природа такого подхода.
В конце концов, началась война против самой материи. Применение материализма в социальной сфере привело к разрушению самих основ человеческого существования. Материя в виде товаров почти исчезла. Из 'базиса' посыпались гайки. Скрытое осознание ложности такого подхода привело к социальной шизофрении и мировоззренческому нигилизму, заменившему древний "умеренный" скептицизм и новый агностицизм. А ожидание подлинного смысла, который еще только должен возникнуть в будущем, в сочетании с нигилизмом, обесценило настоящее и привело к своеобразному рукотворному эсхатологизму. Пророческое предостережение Ф.М. Достоевского XX-му веку о новой Вавилонской башне (прозвучавшее в "Легенде о Великом инквизиторе") осталось услышанным и понятым очень немногими. На практике идеология эволюционизма, "строительства" привела к действительному редукционизму. Эфемерный, искусственный синтез привел к фактическому распаду. Потребовался грандиозный историко-метафизический эксперимент тоталитаризма, приведший к гибели миллионов людей и разрушению почти всех сфер жизнедеятельности общества, чтобы положить начало избавлению от рационалистических иллюзий, от идей прогрессизма, распространившихся в сознании людей XX в., то есть от утопии построения на земле Царства Божия без Бога. Выяснилось, что рационалистический монизм, стремление полностью детерминировать жизнь, игнорирование ее неуловимой (для ra io) глубины порождают "дух небытия" (Н.А. Бердяев), ведут к смерти, что чисто теоретически предвидеть было почти невозможно. Парадокс рационализма состоит в необходимости осознания своей же методологической ограниченности. (С этой точки зрения плюрализм можно представить как форму самоограничения рационализма, всегда тяготеющего к монизму.) Оказалось, что и социальная сфера имеет свои законы, не такие, как представлялось просвещенческо-социологическому рационализму. Важнейший из них - это признание (как ни трудно это для самодовлеющего рассудка) границы, далее которой недопустимы никакое манипулирование и вторжение, кроме Божественного. Эта граница - образ и подобие Божие в человеке, а на языке философии - личное достоинство и свобода человека. 2. Христианская антропология Только такое понимание человека (как созданного по образу и подобию Божию) подводит твердое основание под известное положение, что на социальном уровне человек - это цель, а не средство для достижения даже самых возвышенных целей. Человек не есть "продукт" чего-либо, иначе он был бы неизбежно вторичен. Выше человека - только Бог, его Создатель, что исключает возможность какого-либо редукционизма, ибо редукционизма к Богу быть не может, как не может быть редукции низшего к высшему. В Библии не содержится какого-либо определенного социального учения, что вовсе не означает ее асоциальности; Библия лишь показывает главное - человеческую личность в ее отношении к Богу и к людям, ее путь и ответственность. Все же остальное 'приложится' (Мф. 6, 33). "Были бы братья, будет и братство", - говорит старец Зосима у Ф.М. Достоевского. Основанием для подлинного единства может быть только свободное единение людей на глубинном уровне (в Боге), осознанном ими как их духовное первородство.
Божественный же промысл - не исключает эволюции как элемента развития биологического (".да произведет вода. и земля душу живую по роду ее." - Быт. 1, 20-24) и социально-нравственного ("да любите друг друга" - Ин. 13, 34, то есть возрастайте в любви). Во время написания Библии еще не просматривалась угроза посягательства тоталитаризма на человеческое бытие, в степени ранее не известной в истории. Хотя в словах Христа: 'Кесарево кесарю, а Божие Богу' (Мф. 22, 21), и апостола Петра: 'Должно повиноваться больше Богу, нежели человекам' (Дн. 5, 29) - и можно услышать отдаленное предостережение против тоталитаризма. Христианство обнаруживает сакральное, богоподобное, непостижимое одним лишь разумом в человеке, помогая и на социальном уровне определить, соответственно, сферу социальной апофатики (определенную методологическую недетерминированность общественных структур), основанной на доверии к человеку как творению Божию. На мировоззренческом уровне это обозначается понятием "свободы совести", предполагающем деидеологизацию общества (равноправие различных мировоззрений, как ни сомнительно это звучит с религиозной точки зрения, претендующей на абсолютность). Определяется, таким образом, граница не столько рационализму как таковому (свободе мысли), сколько его практическим "приложениям", когда монизм и детерминизм, свойственные ему, становятся оправданием насилия 'пользы ради'. В основе ложных социологических схем лежит, таким образом, ложная редукционистская антропология. 3. Воображение как трансцендирование Не ограничиваясь констатацией иррационального (точнее: внерационального) аспекта человеческой воли, так ярко прозвучавшего в современной философии и литературе, постоянно "мешающего" попыткам внедрения в жизнь неапофатических (тотальных) моделей "наилучшего" общественного устройства, попытаемся взглянуть на человека с точки зрения "естественного" разума, поставить вопрос о нем в более общей форме: принадлежит ли человек как микрокосм, как "венец творения" только этому миру или же его интенция способна трансцендировать за его пределы? Описывается ли этот выход за границы естественного (как бы ни было трудно их определить, даже если и не говорить о чудесах как исключении из природно-дискурсивной необходимости) только в терминах психологии (понимаемой в номиналистическом смысле), и тогда его в онтологическом смысле собственно и нет (есть лишь воображение), или же он имеет качественно иной (онтологический) характер, и тогда он все-таки есть?. Вообще говоря, нет никаких метафизических (на что указывает и сам термин) предпосылок для установления (априори) каких-либо пределов многообразию мира как таковому, для отрицания возможности онтологически иного (а может быть, и внеонтологического вообще), принципиально не поддающегося никаким нашим последовательным определениям и измерениям сверхъестественного мира (в традиционном смысле необъективируемого). На это обычно бодро возражают, что не всем человеческим представлениям есть соответствие в действительности. Но ведь весь вопрос-то в том, что понимать под действительностью? Относительно недавнее радикальное "разделение" Универсума на бытие и мышление (которое стало пониматься преимущественно в номиналистическом смысле), как и всякое распадение, есть умирание, отступление от глубинных основ Бытия.
Византийско-православная культура и эстетика, пришедшие на Русь с христианизацией восточных славян, уже накладывались на этот по-своему богатый, целостный и самодостаточный пласт сознания и переформировывали его, подвергаясь одновременно активному обратному воздействию. В письменных источниках XI — пер. пол. XIV в. хорошо отразился этот процесс становления христианизированных эстетических представлений. В «Слове о полку Игореве», «Повести временных лет», в произведениях Илариона, Кирилла Туровского, игумена Даниила и др. книжников хорошо отражаются новые представления древних русичей о красоте (природной, духовной, художественной), об искусстве, возвышенном, героическом, сочетающие в себе элементы языческого и христианского миропонимании. Особым почитанием на Руси в этот период окружены книги, как главные носители духовных ценностей. Наряду с ними и все, относящееся к духовной сфере, воспринималось, прежде всего, эстетически, как несущее духовное наслаждение, радость и обозначалось как прекрасное. Для Д. э. этого периода характерны: особое внимание к чувственно воспринимаемым реализациям духовной красоты; наделение прекрасного осязательной предметностью (верностью); осмысление красоты как выражения истинного и сущностного; особая чуткость к красоте искусной деятельности; повышенная эмоциональность и мажорность; восприятие света (видимого, прежде всего) в качестве важной модификации прекрасного
1. Христианские мотивы в романе Ф.М. Достоевского "Братья Карамазовы"
2. Преемственность языческой и христианской культур у восточных славян
4. Христианский храм и его строение
5. Трионика. Христианская самооценка личности
10. Средневековая христианская философия
11. Естественные монополии в России (эссе)
13. В свете затмения. Христианская основа "слова о полку Игореве"
14. Фома Аквинский – выразитель христианской концепции о государстве
15. Первый христианский князь Оскольд-Николай
16. Христианская "полнота" и совершенный мир искусства
17. Христианская концепция человека и гуманизм искусства
18. Об особенностях композиции современной христианской проповеди
19. О христианской теме в творчестве А.С. Пушкина
20. Славяне. Происхождение, отличительные особенности мироощущения
21. Христианские мотивы в прозе XIX века
25. Развитие точных наук в 20-м веке и христианская апологетика
26. Социальные аспекты христианской педагогики
27. Параметры христианской политики
28. Влияние мировоззрения на самосознание и мироощущение старших школьников
29. Православное христианское образование в исторической перспективе
30. Основы христианского воспитания детей в семье
31. Христианская картина человека
32. Монизм христианской антропологии: традиция патристики
33. Основные направления современной христианской антропологии
34. Христианские церкви в Макао
35. Христианская мысль перед тайной личности
36. Христианские мотивы в лирике Владимира Набокова и Бориса Поплавского
41. Имя Бога в христианской религии
42. Эссе о гуманизме
45. А. Камю. Философские эссе.
46. Краткий очерк христианской антропологии
47. Парадигмы христианской этики
48. Загляните в календарь... О христианских летосчислениях
49. Искусство ХVII столетия в христианской восточной Европе
50. Христианский реализм в русской литературе (постановка проблемы)
51. Поэтическое мироощущение Ксении Некрасовой и классическая культура Востока
52. Христианское вероучение в русских музыкально-теоретических трактатах 17 века
53. Связь пессимистического и оптимистического мироощущения с процессом индивидуализации
57. Тайнозрительство преподобного Серафима Саровского и христианская визионерская традиция
58. Всемирная христианская церковь Адвентистов седьмого дня
59. Христианское отношение к собственности
61. Интерпретация Николаем Лосским теодицеи Достоевского
62. Нравоучение как вид христианского учительства
63. Православно-христианское учение о нравственности: богословский морализм
65. Стиль рококо. Содержание "Домостроя". Христианские и мусульманские праздники
67. Путь Дмитрия Нехлюдова к христианским идеалам по роману Л.Н. Толстого "Воскресение"
68. Христианские мотивы в трилогии "Властелин колец"
69. Воспитательные традиции христианских народов
73. Основы христианского вероучения
74. Становление и развитие христианской веры
75. Христианская концепция происхождения морали
76. Христианская этика Средневековья
79. Христианское вероучение в условиях научного прогресса
80. Христианское мировоззрение в понимании и деятельности Неплюева Н.Н.
82. Экономические заповеди Христианского учения
83. Raskolnikov and Svidrigailov: on the brink of suicide. Ф.М. Достоевский, Преступление и наказание
84. Человек и мир человека в творчестве Ф.М.Достоевского
85. "Теория" и поведение Раскольникова в романе Ф.Достоевского "Преступление и наказание"
89. Концепция новозаветной эсхатологии в романе Ф.М. Достоевского "Братья Карамазовы"
90. Самооправдание или самообман Раскольникова, Ф.М. Достоевский "Преступление и наказание"
91. Федор Михайлович Достоевский (биография)
92. Идейное и художественное своеобразие романа Ф.М. Достоевского "Преступление и наказание"
93. Лекции по роману Ф.М. Достоевского "Преступление и наказание"
94. Лужин и Свидригайлов в романе Ф.М.Достоевского "Преступление и наказание"
95. Шуты и юродивые в романах Ф. Достоевского
96. Raskolnikov and Svidrigailov: on the brink of suicide. Ф.М. Достоевский, Преступление и наказание
98. Крушение идеи "сверхчеловека" в романе Ф.М. Достоевского "Преступление и наказание"
99. Библейские цитаты и аллюзии в романе Ф.М. Достоевского "Идиот"
100. Достоевский: Идиот