|
|
|
сделать стартовой | добавить в избранное |
 |
|
Высоцкий Владимир Семенович |
Брелок LED "Лампочка" классическая. 
Браслет светоотражающий, самофиксирующийся, желтый. 
Фонарь желаний бумажный, оранжевый. М.А. Можейко, А.А. Грицанов Высоцкий Владимир Семенович (1938–1980) – российский поэт. Творчество В. как феномен отечественной культуры второй половины 20 в. являет собой форму существования в контексте русской советской традиции экзистенциального направления философского осмысления человеческого существования. (См. у Булгакова – по поводу B.C. Соловьева – об адекватности поэтического жанра для смыслового самовыражения философии как таковой («Тихие думы») и историческую интенцию экзистенциализма ко внеконцептуальным формам бытия философского сознания в культуре: Сартр, Камю, Унамуно и др.) При жизни преимущественно воспринимался как талантливый актер и всенародно любимый эстрадный исполнитель авторской песни. (Статистически установлено, что в 1970–1980-е в Ссср число людей, имеющих кассеты с записями песен В. – в большинстве своем записанных на концертах и тиражируемых самиздатом, – значительно превышало число лиц, имеющих магнитофоны.) Официальными идеологическими структурами не был признан в статусе поэта (ни на уровне членства в Союзе писателей, ни на уровне санкционирования публикаций). Центральной проблемой, вокруг которой семантически завязывается фабула произведений В., является сугубо экзистенциальная проблема бытия человека в предельно экстремальной ситуации, требующей от него существования на грани и за гранью возможного и одновременно раскрывающей невозможные, но в предельном экзистенциальном напряжении реализуемые («.я придти не первым не могу.») духовно-нравственные горизонты личности. (Не случайно песня В. «Охота на волков» использовалась, в частности, спецслужбами для создания у оперативных сотрудников соответствующей психологической установки – как своего рода аналог мантр – перед требующим предельной самоотдачи и нестандартного мышления в экстремальной ситуации заданием.) Спектр экстремальных ситуаций, инспирирующих выход человека за границы самого себя (подъем к бытию подлинного Я), задается у В. предельно широко: а именно, в таких художественно моделируемых диапазонах, как: военный («Набат», «Черные бушлаты», «Мерцал закат как блеск клинка.», «Разведка боем»); конкретно-исторический как в общероссийском («Купола», «Что за дом притих.», «Песня о петровской Руси»), так и в советском («Баллада о детстве», «Банька по-белому») его измерениях; социально-маргинальный, включая криминальный («Был побег на рывок.», «Весна еще в начале.», «Зэка Васильев и Петров зэка») и девиантный («Письмо с Канатчиковой дачи», «Песня о сумасшедшем доме», «Палата наркоманов») его варианты; спортивный («Про конькобежца на короткие дистанции, которого заставили бежать на длинную», «Вратарь», «Вес взят»); альпинистский («Здесь вам не равнина.», «Вершина», «Горная лирическая») и др. Подлинность человеческого существования конституируется и проявляет себя в таких сугубо экзистенциальных контекстах, как: контекст нравственного выбора («Притча о Правде и Лжи», «Тот, который не стрелял»); героического подвига («Две песни об одном воздушном бое»), самосожжения в творчестве («Песня певца у микрофона», «О фатальных датах и цифрах», «Серебряные струны»); утверждения права на личный выбор («Чужая колея», «Бег иноходца»); постижения истины («Горизонт»); любви и ревности («День-деньской я с тобой, за тобой.»
, «Дом хрустальный», «Рядовой Борисов.»); измены и предательства («Я полмира почти через злые бои.», «Она была чиста, как снег зимой.»); разлуки («Песня Марьи», «Мы ждем», «Мне каждый вечер зажигает свечи.»); одиночества («Ни славы, ни коровы.», «Дела», «Человек за бортом»); непонятности и невостребованности («Памятник», «Песня о вещей Кассандре»); прощения («Дорожная история»); свободы («Дайте собакам мяса.») и встречи со смертью («Кто-то высмотрел плод, что неспел.», «Кони привередливые», «Попытка самоубийства», «Райские яблоки») и др. Сюда же примыкают и экзотические, сюжетно смоделированные экстремальные ситуации типа скачки от волков («Погоня»), бунта на борту («Пиратская») или самоаппендэктомии корабельного врача («Операция в зеркале»). В рамках этого веера сюжетных контекстов задается как предельно достоверный, чувственно артикулированный, так и сугубо метафорический аспекты конституирующей подлинную экзистенцию экстремальности («Беда», «Пожары», «Мои похорона»). Человеческое бытие моделируется В. не просто в пограничных, но в бифуркационных ситуациях, задающих одновременно и онтологическую неопределенность перспективы разрешения оппозиции Жизнь – Смерть, и открытый горизонт морального выбора между подлинным бытием и превращенными формами существования. Именно реализация себя, мужественное осуществление экзистенциального выбора в узловой точке судьбы объединяет пеструю галерею персонажей В.: парашютиста в «Затяжном прыжке» и канатоходца в «Натянутом канате», моряков («Мы говорим не штормы, а шторма.») и саперов («Зарыты в нашу память на века.»), аквалангистов («Марш аквалангистов») и зимовщиков («Белое безмолвие»), подводников из «Спасите наши души.» и заключенного из «Побега на рывок», геолога из «Тюменской нефти» и шофера из «Дальнего рейса», во многом автопортретного Александра Кулешова из «Романа о девочках» и воюющих черногорцев, умирающих «до тридцати» («Водой наполненные горсти.»), обретающего смысл бытия датского принца («Мой Гамлет») и постигающих его бессмысленную абсурдность наших соотечественников («Парус», «Моя цыганская»), – все они, как ныряльщик («Упрямо я стремлюсь ко дну.»), ставят своей целью «добраться до глубин, // до тех пластов, // до самой сути», несмотря на то, что «глубина не принимает», исходя из внутреннего зова и необходимости достижения подлинности бытия, понятой в качестве непреложной и фундаментальной ценности. Для В. характерно не только заострение экстремальной ситуации, но и высвечивание ее многомерности и глубины, последовательно раскрывающейся в событийно-онтологическом, социально-психологическом и духовно-нравственных планах. Так, например, «Дорожная история» преломляет человеческую экзистенцию через ситуации катастрофы (авария и изоляция), нравственного потрясения (предательство друга) и духовного катарсиса (прощение), трансформируя проблему физического выживания в проблему сохранения самости. Аналогично и стихотворение «Тот, кто раньше с нею был», семь строф которого погружают героя в сюжетный контекст, последовательно модифицирующийся в пограничные ситуации ослепления любовью, ревности, драки, больницы, тюрьмы, разлуки, измены, прощения и готовности (отстаивая свое достоинство) пройти весь этот путь с самого начала.
Даже, казалось бы, в юмористически аранжированной песне «О любви в средние века» рыцарский поединок разворачивается не только как турнирное состязание, уже само по себе ставящее героя на грань между жизнью и смертью, но и как бой за независимость, борьба за любовь, противостояние королю и отстаивание приоритетов частной жизни («. мне наплевать на королевские дела»), разрешаясь не в достигнутом триумфе, а в постигнутой иронии судьбы. Исходное существование человека фиксируется В. как традиционная для экзистенциализма заброшенность в бытие («меня, должно быть, ловко разыграли» в «Масках»; «час зачатья я помню не точно» в «Балладе о детстве»), причем основной и исчерпывающей характеристикой этого бытия является его человеконесоразмерность и абсурдность: «Петарды, конфетти. Но все не так»; «Нет, ребята, все не так, // все не так, ребята.». В контексте онтологически заданного социально неадекватного и экзистенциально превращенного существования («Маски», «Баллада о манекенах», «Мы все живем как будто, но.») прорыв к подлинной экзистенции обретает космическую семантику сдвига бытия с мертвой точки («Мы вращаем Землю»). Однако репрессивная нормативность превращенных форм бытия делает судьбоносной и выходящей за пределы санкционированной легитимности любую попытку принятия собственной аксиологической шкалы или индивидуальной поведенческой модели (ср. с «индивидуальным проектом существования» Сартра), артикулируя проблему нравственного выбора как проблему выбора между безличной, но благополучно адаптированной к социальному контексту нивелированностью, с одной стороны, и маргинальностью – с другой: «Что делать мне – бежать, да поскорей? А может, вместе с ними веселиться?». Проникновение программ общественной унификации в глубинные структуры индивидуального сознания («Их брали в ночь зачатия, а многих даже ранее» – ср. с внутриментальным статусом социального цензора как «отсутствующего господина» в философии Франкфуртской школы и у Фуко) приводит к обретению унифицированной безличностью статуса социальной нормы, когда большинство «уже не в силах отличить свое лицо от непременной маски», а также остро ставит вопрос о возможности противостояния онтологически заданной тотальной фантомности – хотя бы на уровне прецедента. В этом контексте формула «если не я, то кто же?» имплицитно фундирует у В. ключевую для его творчества идею личной ответственности за свой моральный выбор перед лицом Человека, понятого и как осязаемо-конкретный близкий, и как человечество: «Мне судьба – до последней черты, до креста // Спорить до хрипоты (а за ней – немота). // Убеждать и доказывать с пеной у рта, // Что – не то это вовсе, не тот и не та!. // Пусть не враз, пусть сперва не поймут ни черта, – // Повторю даже в образе злого шута. Я до рвоты, ребята, за вас хлопочу! // Может, кто-то когда-то поставит свечу // Мне за голый мой нерв, на котором кричу. // Лучше голову песне своей откручу, – // Но не буду скользить, словно пыль по лучу!». Особое значение приобретает в этом контексте тема судьбы, артикулированная в творчестве В. в остро личном ключе и персонифицированная посредством вариативного спектра образов: от фольклорно-мифологических «Кривой да Нелегкой» в стихотворении «Две судьбы» до бездомной собаки в «Песне о судьбе».
Это поэтический прием. Мой сын всю жизнь был артистом, не работал в "комплексной бригаде", не "бичевал", не воевал на фронте, "не привлекался" и так далее. Был он поэт, и это давало ему право говорить от лица своих героев, их в его песнях - сотни. - Семен Владимирович, теперь вопрос, относящийся к вам, родителям, меня интересует родословная поэта. - Володя - самородок, мы на него никак не повлияли, пишите только о нем... Я не спорил, но заметил, что в отличие от золотых у людских самородков есть не только земля, на которой они родились, но отец и мать, предки. Мне поэтому хотелось бы, чтобы все знали, кто родители Владимира Высоцкого. "Я - из военной семьи" - так, кажется, он рассказывал сам. - Да, все так, - ответил голосом, в котором мне стали слышаться очень похожие характерные интонации сына, отец. И короткими фразами, как будто по-военному докладывая, дал краткую биографическую справку. - Родился я в 1915 году в Киеве. Мой отец, дед Володи, Владимир Семенович Высоцкий (он же Вольф Шлемович), родился в 1889 году в Брест-Литовске, в семье учителя, преподававшего русский язык, который имел также профессию стеклодува
1. Высоцкий Владимир Семенович. Эпизоды творческой судьбы
3. Владимир Высоцкий "Я к микрофону встал, как к образам"
4. Владимир высоцкий. Его творчество
9. Архитектура Древнего Новгорода, Киева, Владимира
10. Владимир Афанасьевич Обручев
11. Заселение Владимиро-Суздальской земли славянами. Образование великорусской народности
12. Владимир Немирович–Данченко
13. Владимир Галактионович Короленко (Доклад)
14. Поэзия Высоцкого
15. Короленко Владимир Галактионович
Игра-баланс "Лягушонок". 
Стиральный порошок "Аист", автомат, 4000 г. 
Детский шезлонг качалка "Счастливый лягушонок". 17. В. Высоцкий - "Он был чистого слога слуга..."
18. В. Высоцкий
19. Владимиро-Суздальское княжество
20. Личность Владимира Соловьева
21. Владимиро-Суздальская твердыня
25. История медицины. Владимир Никитич Виноградов
26. Медиа-империя Владимира Гусинского
27. Проникновение христианства на Русь и отношения с язычеством до крещения Руси при князе Владимире
28. Феномен российского менеджмента в лице Владимира Довганя и его компании "Довгань"
29. Поучение Владимира Мономаха
30. Владимир Мономах
31. Работа с текстом "Поучения" Владимира Мономаха в школе
32. Поучение Владимира Мономаха.
Паркинг 4-уровневый с дорогой и автомобилями, красный. 
Карандаши цветные, 24 цвета. 
Беспылевой цветной мел, 100 шт. 34. Владимир Великий, Брунон Кверфуртский и григорианское пение в Киевской Руси
35. Владимиро-Суздальское искусство
36. Владимир Набоков — переводчик "Слова о полку Игореве"
37. Имитация диалога: жанровая и игровая специфика интервью Владимира Набокова
41. О романе Владимира Набокова"Бледный огонь"
42. Эстетика агиографического дискурса в поэме В.В. Маяковского "Владимир Ильич Ленин"
43. Тело текста. Заметки о прозе Владимира Сорокина
44. Абсурд (о творчестве Владимира Сорокина)
45. Владимир Самойлович Горовиц
46. Владимир Жириновский - enfant terrible русской политики
47. Осипов Владимир Николаевич
Настольная игра "Ticket to Ride: Европа". 
Глобус "Двойная карта" диаметром 320 мм, с подсветкой. 
Мольберт "Ника растущий", со счетами (светофор). 49. Крещение князя Владимира Святославича
50. Владимира Иннокентьевича Бабецкого (3 семестр)
51. Лесевич Владимир Викторович
52. Метафизика богочеловечества Владимира Соловьева и его критика русского общества
53. Белокаменное зодчество Владимиро-Суздальской земли в 12-13 веках
57. Соловьев Владимир Алексеевич
58. Говоров Владимир Леонидович
59. Сальников Владимир Валерьевич
60. Меньшов Владимир Валентинович
61. Маслаченко Владимир Никитович
62. Шаинский Владимир Яковлевич
63. Винокур Владимир Натанович
Чехол с поролоном, антипригарный, для гладильной доски (тефлон). 
Игра "Супер Твистер". 
Доска магнитно-маркерная, 90x120 см. 65. Пресняков Владимир Петрович
66. Молчанов Владимир Кириллович
67. Базаров, Владимир Александрович
68. Абакумов, Виктор Семенович
74. Владимир Никитич Виноградов
75. Владимир (Василий) Всеволодович Мономах
78. Жизнь и судьба поэта В. Высоцкого
Пепельница на ножке "Мэджик", 72 см. 
Карниз для ванной, угловой, белый, 240 см. 
Увлекательная настольная игра "Зверобуквы English", новая версия. 81. Творческая эволюция Владимира Соловьева
82. Соловьёв Владимир Сергеевич
83. Вышпольский Владимир Владимирович
89. Владимир Николаевич Крупин
90. Владимир Иванович Ламанский
92. Пуришкевич Владимир Митрофанович
95. Владимир Иосифович Векслер
96. Грингмут Владимир Андреевич
Точилка электрическая Attache Selection, 220 В. 
Карандаши цветные, 24 цвета. 
Подгузники "Солнце и Луна. Нежное прикосновение", размер: 3/M (4-9 кг), 60 штук. 97. Шнейдеров Владимир Адольфович
98. Владимир
99. Владимир Афанасьевич Обручев
