![]() |
|
сделать стартовой | добавить в избранное |
![]() |
Искусство, Культура, Литература
Литература, Лингвистика
"Душа стесняется лирическим волненьем…" |
"Душа стесняется лирическим волненьем " Сергей Бочаров Заметки на полях двух стихотворений Пушкина Разбирая стихотворение Пушкина («Зимний вечер»), Ю. Н. Чумаков вспоминает классическое слово Ю. Н. Тынянова о “тесноте стихового ряда” и расширяет его, распространяя на “более высокие уровни, чем стих”. Исследователь говорит о “«тесноте» стихотворного текста” в целом 1. Развивая это расширение замечательного определения, можно говорить об особой тесноте лирического смысла, содержания лирического стихотворения. Само лирическое пространство неизбежно — но и необходимо — не только извне, размером стихотворения, но и изнутри стеснено, поскольку слова на этом малом пространстве ближе, теснее связаны как теснотой пространства, так и — что то же самое — принудительными условиями стиха, “теснотой стихового ряда”. Отсюда известная каждому вникавшему в лирику неизбежность повышенного внимания не только к каждому слову, но и к его позиции в тексте; та особая теснота содержания, какая нами предполагается в лирике, грамматически обусловлена здесь иначе, чем в прозе. “Поэзия грамматики и грамматика поэзии”. “Оленинское” стихотворение 1828 года «Город пышный, город бедный. . . » в разное время интересно рассматривали В. В. Виноградов и В. Д. Сквозников. Разумеется, и цитировали при этом восемь пушкинских строк — но как цитировали? Восемь строк, как все помнят, распадаются на два контрастных четверостишия. Город пышный, город бедный, Дух неволи, стройный вид, Свод небес зелёно-бледный, Скука, холод и гранит, — Всё же мне вас жаль немножко, Потому что здесь порой Ходит маленькая ножка, Вьётся локон золотой. Оба филолога цитируют два четверостишия по отдельности, в разных частях своего анализа 2. Тем самым они демонстрируют и акцентируют контрастность четверостиший, на которую и направлен анализ, как на противоречие, какое и составляет смысл, изюминку текста. Но, цитируя по раздельности, они вынуждены после первого четверостишия поставить точку вместо пушкинского тире — потому что как на тире оборвать цитату? В обоих разборах — точка! Автографа стихотворения мы не имеем и не знаем, какой знак был здесь поставлен рукой поэта. Пушкинские черновые автографы пестрят тире на месте должной точки, точка в черновой пушкинской скорописи — редкий гость; однако в беловых рукописях точки, как правило, возвращаются на свои места 3. Наше стихотворение, начиная с первой публикации в «Северных цветах на 1829 год», неизменно печатается с тире в середине текста 4 — и, не имея другого источника текста, мы должны принять здесь его как непременный пушкинский знак. Но ведь стихотворение с этим знаком иначе читается и иначе слышится: восемь строк его, два контрастных четверостишия, оказываются одной фразой и произносятся на одном дыхании, почти на одном дыхании (почти, потому что слишком чувствителен перепад интонации; тем не менее — одна фраза, и чувствительный перепад внутри той же фразы). Этот достаточно редкий факт (целое стихотворение из двух четверостиший, замкнутое в пределах единой фразы) остаётся в известных нам разборах стихотворения незамеченным и неоцененным.
Между тем теснота лирического смысла с его резким контрастом и перепадом точки зрения и интонации возрастает необычайно в результате этого факта. “Город пышный, город бедный. . . ” Теснота контрастных характеристик задана первой строкой. “Стройный вид” и “гранит” скоро явятся у того же поэта той же рифмой, но под знаком “Люблю” (“Люблю твой строгий, стройный вид. . . Береговой её гранит. . . ”), и мы не можем сказать, что и здесь, в лирическом портрете города за несколько лет до «Медного Всадника», те же слова совсем уж не отражают той же его любви. Тонкая внутренняя контрастность проникает и первое четверостишие. Тем не менее в итоге своём оно слагается в общее и достаточно монолитное впечатление, которое будет Герценом названо по-французски “l’aspec lugubre de Pe ersbourg” — “мрачным обликом Петербурга”. У Герцена во впечатлении этом — сильный нажим политический, ненависть к николаевскому Петербургу, какой у Пушкина не было, но слова для описания впечатления Герцен находит великолепно точные 5. Во французской статье о Бакунине (1851) Герцен рассказывает, как в 1840 году провожал его до Кронштадта, когда тот покидал Россию; из-за поднявшейся бури их пароход был вынужден вернуться назад, и перед их взором вновь с моря вставал приближавшийся Петербург. “Я указал Бакунину на мрачный облик Петербурга и процитировал ему те великолепные стихи Пушкина, в которых он, говоря о Петербурге, бросает слова точно камни, не связывая их меж собой” — и первое четверостишие Герцен выписывает тут целиком; четверостишия второго при этом он замечать не хочет 6. Как убийственно точно: слова точно камни, без связи между собой! То есть, как ныне принято говорить, слова объектные, не оживлённые связью. Оттого и жмущиеся так тесно рядом, что нет между ними живого синтаксиса, простора связей. Изолированные, разобщённые, назывные словесные блоки — разобщённые впечатления, точно глухие камни. Картина сложена из контрастов, не знающих, кажется, друг о друге, из обособленных, чуждых друг другу аспектов; и целое впечатление возникает из отпадающих друг от друга частей. Однако. . . “Камни” между тем в этой самой своей отдельности тяготеют к цельному и монолитному “каменному” же единству, ложась в основание будущего петербургского мифа как основной его символ, “краеугольный камень”. “Только камни нам дал чародей. . . Только камни из мёрзлых пустынь. . . ”, — как скажет будущий петербургский поэт. Контрасты объединяются в монолит, и город пышный и город бедный взаимно предполагают друг друга как две стороны медали 7; то же и “Дух неволи, стройный вид” — в своей контрастности два звена говорят об одном и том же; заключительные же две строки четверостишия даже уже контрастов и не содержат и довершают общее хмурое, до мрачного, впечатление. Впечатление, заключающее в себе огромную психологическую дистанцию — её и передал Герцен, пусть со своим политическим усилением. Говоря грамматически, город дан законченно, отдалённо и отчуждённо в третьем лице, с которым как представить, что возможен душевный контакт? Настолько законченно, что можно переживать отдельно и законченно, как Герцен, четверостишие как всё стихотворение (в самом деле как бы с точкой на конце).
Но тире за этой ложной точкой — как знак незаконченности, знак, разделяющий и связующий в то же время. И удивительная строка: Всё же мне вас жаль немножко. . . Что, кого это — “вас”? Хорошие читатели затрудняются с ходу ответить. Так стремителен поворот к тому же, что предстало уже в холодном безжизненном свете. Непросто сразу почувствовать это “вас” — как те же “скуку, холод и гранит”. Почувствовать их как “вас”, потому что это к ним внезапное обращение. В разговоре один читатель подставил мысленно свой вариант строки: “Всё же мне их жаль немножко. . . ” Однако нет — всё дело именно в “вас”. Потому что именно в обращении чудесный эффект превращения (слово, которым пользуется В. В. Виноградов), даже преображения. Эффект, состоящий в открытии, что внешнее третье лицо холодного города было “всё же” нечуждым вторым лицом, к которому обращались, которому говорили. Внезапный эффект узнавания в отчуждённом третьем лице лирически близкого лица второго, с которым вели диалог в то самое время как его видели издалека и безжалостно. Что происходит в стихотворении, что в нём случилось? Первое четверостишие говорило о городе, второе теперь говорит ему. Связь и целое — в повороте, который стихотворение делает на своей середине. Поворот состоит в неожиданном обращении к безжизненному предмету. Ввод лирической фигуры обращения и образует центральную ось поворота всей пьесы. В чём же, к чему поворот? Петербургское стихотворение, скрывающее в себе и открывающее для русской литературы большую национальную тему (нельзя ли видеть в этой миниатюре завязку-открытие, ещё до «Медного Всадника», знаменитого нашего петербургского текста литературы? 8), историософскую тему с несомненными обертонами политическими (“Дух неволи. . . ”; сильное и неслучайное впечатление Герцена), превращается в стихотворение любовное, чуть ли не мадригал. Поэт почти признаётся в любви холодному городу за то, что здесь “ходит маленькая ножка”. Милый малый масштаб совершенно уравновешивает огромную панораму и оправдывает её. Поворот картины — и мы за фасадом, внутри: за внешними формами открылась жизнь, нестеснённая ими; это ведь не птичка в клетке, как хорошо говорит В. Д. Сквозников, потому что вольный бег ножки и грация локона громадой не скованы — только обрамлены. Но и громада осталась самой собой. Правда, можно теперь на неё посмотреть с улыбкой. Строка с интонацией разговорного обращения не только вводит частночеловеческий масштаб, но и биографическую и лирическую сиюминутность. Стихотворение, при отсутствии автографа, неточно датируется между 5 сентября 1828-го, когда Пушкин в Приютине, по существу, прощался с А. А. Олениной, и 19 октября, когда уехал на три месяца из Петербурга в Малинники, а оттуда в Москву 9. “Прощаясь, Пушкин мне сказал, что он должен уехать в своё имение, если только у него хватит духу, — прибавил он с чувством”, — записала (по-французски) их последний разговор в своём дневнике Оленина 10. Это хороший биографический комментарий, это “с чувством” (avec se ime ); отъезд ненадолго, поэтому жаль “немножко”, но знает ли он, что расставание навсегда? Наверное, знает.
Павлова, "совершенно изолированны от всех влияний и делается абсолютным, неодолимым, роковым образом действующи раздражителем". В сущности говоря, это и есть механизм вдохновения,- непроизвольно наступившег состояния, подготовленного сознательными произвольными действиями. "Вдохновени обычно возникает в процессе упорного напряженного труда,-писал М. Горький. - Вдохновение ошибочно считают возбудителем работы. Вероятно, оно является в процессе успешно работы, как следствие ее". Так и А. С. Пушкин в стихотворении "Осень", описыва минуты вдохновения, начинает со строчки: думы долгие в душе моей питаю... а потом: И забываю мир - и в сладкой тишине Я сладко усыплен моим воображеньем, И пробуждается поэзия во мне: Душа стесняется лирическим волненьем, Трепещет, и звучит, и ищет, как во сне, Излиться наконец свободным проявленьем - И тут ко мне идет незримый рой гостей, Знакомцы давние, плоды мечты моей. И мысли в голове волнуются в отваге, И рифмы легкие навстречу им бегут, И пальц просятся к перу, перо к бумаге, Минута - и стихи свободно потекут. Проследим всю последовательность явлений, сопровождающих вдохновение! Сначала-длительное, сознательное накопление материала: "думы долгие в душе моей питаю". И, как следствие,-переключение механизма психики на "непроизвольный регистр"-"усыплен моим воображеньем, и пробуждается поэзия"
1. Роль лирических отступлений в поэме "Мертвые души"
2. Лирические отступления в «Мертвых душах»
3. Фламенко: пространство души
4. Лука – врачеватель душ или лжец?
9. Система образов в поэме Н.В.Гоголя "Мёртвые души"
13. Прыбытак ці ці ўратаванне душы? Крэдыт і ліхвярства ў Беларусі XVI—XVII стст.
14. Очарованная душа. Роллан Ромен
16. Своеобразие повествовательной манеры в поэме «Мертвые души»
17. Будьте не мертвые, а живые души. О названии поэмы Гоголя
18. «В ее маленьком теле гостила душа...»
19. Образ лирического героя в поэзии А. А. Блока
20. Загадка женской души (По очерку Н.С.Лескова «Леди Магбет Мценского уезда»)
21. Лирический герой В. А. Жуковского
25. "Поэзия Фета - сама природа, зеркально глядящая через человеческую душу…"
26. Живая душа в "темном царстве"
27. "Невозможно жить душе без песен"
28. Поэзия Марины Цветаевой — дневник ее души
29. Художественные средства в изображении образа. Коробочка - одна из "мертвых душ"
30. Лирический герой в произведениях Н. А. Некрасова
31. Анализ эпизода «Чичиков у Собакевича» («Мертвые души»)
32. Анализ эпизода «Чичиков у Коробочки» («Мертвые души»)
34. Сатирическое изображение помещиков в поэме Н. В. Гоголя "Мертвые души"
35. Могучее лирическое начало в поэме А. Т. Твардовского «Василий Теркин»
36. «Загадочная русская душа» в повести Н. С. Лескова «Очарованный странник»
37. "Душа душна" (по рассказу И. Бунина "Господин из Сан-Франциско")
41. Две России в поэме Гоголя "Мертвые души"
42. Лирический герой поэзии Н. А. Некрасова
43. Особенности жанра и композиции поэмы Гоголя "Мертвые души". Художественные особенности поэмы
44. Манилов и Собакевич в поэме Н.В. Гоголя «Мертвые души»
45. Изображение чиновников в комедии "Ревизор" и в поэме "Мертвые души"
46. Помещичья Русь в поэме Н. В. Гоголя "Мертвые души"
47. "Татьяна русская душою..."
48. Народ в поэме Н. В. Гоголя "Мертвые души"
49. Лирический герой в творчестве Цветаевой
50. Чичиков и губернское общество (По роману Н.В. Гоголя "Мертвые души")
51. "Лелеющая душу гуманность" в поэзии Пушкина
52. Лирический герой в поэзии А. А. Блока
53. Живые и мертвые души в творчестве Гоголя
57. Своеобразие жанра поэмы Гоголя "Мертвые души"
58. Тема Родины и народа в поэме "Мертвые души"
59. Две России в поэме Гоголя "Мертвые души"
60. Образ народа в поэме «Мертвые души»
61. Лирические отступления в русской литературе
62. Образ народа в поэме Н.В. Гоголя Мертвые души
63. Жанровая специфика лирической песни
64. "Вечно-женственное в русской душе..."
65. Специфика лирических отступлений в романе А. Фадеева «Молодая гвардия»
66. О композиции первого тома поэмы Н.В.Гоголя «Мертвые души»
67. Эмблематическая образность в лирической системе А. С. Пушкина
68. "Биография души" Германа Гессе
73. "Черные дыры" в человеческой душе
74. Следы катастрофы в душе ребенка
75. Освальд Шпенглер: религия - душа культуры
78. ТМ: душа и чистое сознание
79. Бессмертие души как объект познания
82. Трансцендентальный идеализм о системе способностей души, или о функциях сознания
83. Коммуникативная структура лирических произведений
84. Вооружен капиталом и благороден душой... Барон Гинцбург
85. Эдит Хэйбер. "Ведьма" Тэффи: мифология русской души
89. Образ города в поэме "Мертвые души"
90. Лирический герой Лермонтова. Основные мотивы лирики поэта
91. Гоголевские "Мертвые души"
92. Перевернув последнюю страницу лирического романа Ф. Саган «Здравствуй, грусть»
93. «У нас одна душа, одни и те же муки...»
94. Персонажи «Мертвых душ» в творческом восприятии А.Ремизова
95. Душа человека
96. Воскресение жизни. ("Бессмертие" души)
98. "Чтобы душа была жива…" (по страницам романа Ф.М. Достоевского "Преступление и наказание")