|
|
|
сделать стартовой | добавить в избранное |
 |
|
Искусство, Культура, Литература Литература, Лингвистика
Образы революции у А. Белого и А. Блока |
Коврик для запекания, силиконовый "Пекарь". 
Ночник-проектор "Звездное небо и планеты", фиолетовый. 
Горшок торфяной для цветов. Образы революции у А. Белого и А. Блока Символ, аффект и мазохизм Игорь Чубаров Революция и Блок в моих фантазиях – обратно пропорциональны друг другу. Андрей Белый Постановка вопроса Третий том мемуаров А. Белого «Между двух революций» начинается юмористическим анализом его «психогенетических» различий с А. Блоком: «“Боренька” рос “гадким утенком”; “Сашенька” — “лебеденочком”; из “Бореньки” выколотили все жесты; в “Сашеньке” — выращивали каждый “пик”. “Сашеньку” ублаготворяли до. поощрения в нем вспышек чувственности; “Боренька” до того жил в отказе от себя, что вынужден был года поставлять фабрикаты “паиньки” — отцу, “ребенка” — матери, так боявшейся “развития”, косноязычный, немой, перепуганный, выглядывал “Боренька” из “ребенка” и “паиньки”; не то чтобы он не имел жестов: он их переводил на “чужие”, утрачивая и жест и язык; философией младенца стало изречение Тютчева: мысль изреченная есть ложь; от “Саши” мысли не требовали; поклонялись мудрости его всякого “вяка”!» Любопытно, что Белый обращается здесь к своей семейной истории вовсе не для того, чтобы провести сравнительный психоанализ или доказать превосходство своей поэзии над блоковской, а для того, чтобы всерьез разоблачить псевдореволюционность Блока, объясняя его отношение к революции «неизжитым барством», которое в том культивировали с самого детства его домашние. По мнению Белого, поэзия Блока посвящена почти исключительно субъективным переживаниям, в которых он неизменно совпадает с самим собой, и прямого отношения к проблемам социальности, касающимся «другого» и «других», не имеет. Собственную «революционность» Белый выводит из сложной семейной ситуации, в которой он рос, из конкуренции между матерью и отцом за способы его воспитания, за образы, в которых они хотели его видеть, но которые, к сожалению, резко не совпадали друг с другом. Все это затруднило Борису Бугаеву овладение языком, получение социальной идентичности, субъективности, но зато позволило обрести некоторую дистанцию по отношению к властной субординации, принимаемой традиционно сформировавшимся субъектом как нечто само собой разумеющееся. В текстах последнего периода его творчества Белый неоднократно намекает на особый характер психогенеза, который позволил ему увидеть как бы со стороны бессознательные допущения, скрытые для большинства людей его круга и существенно определявшие способы коммуникации, дискурсивные и эстетические стратегии этого круга. В большинстве исповедуемых его современниками философских учений, теорий искусства, художественных манифестов он обнаруживал только условности, определенные властным интересом конвенции, в рамках которых и осуществлялось скоротечное социальное признание авторов и адептов этих различных доктрин. От решения и даже постановки актуальных социальных проблем они-де были бесконечно далеки. В отличие, надо понимать, от творчества самого Андрея Белого. Но можно ли доверять самоаттестациям самого Белого — эксцентрика, штейнерианца, автора фантасмагоричных романов и весьма патетических стихотворений? Тем более что большинство его «социально нагруженных» вещей (и прежде всего «Петербург») повествуют преимущественно об отношениях ближайших родственников: жены и мужа, отца, матери и сына, сестры и брата и т.д
., в то время как наиболее известные произведения Блока, напротив, переполнены социальными универсалиями, такими, как «Россия», ее «судьба» и т.п. Известной пристрастностью Белого к Блоку (действительно носящей во многом личный характер) можно было бы и пренебречь, особенно имея в виду тот суровый приговор «социальности» его работ, который ему в свое время вынесли не только профессиональные революционеры вроде Каменева и Троцкого, но и братья по цеху. Так, рецензируя романы Белого в «Современных записках», В. Ходасевич настаивал, что декларируемым в них социальным мотивам сама проза Белого просто не релевантна: «События, рассказанные в “Московском чудаке” и в “Москве под ударом”, так разительно неестественны и неправдоподобны, что уж конечно они не могли разыграться ни в дореволюционной, ни в послереволюционной , ни в русском, ни в каком ином, ни в буржуазном, ни в небуржуазном человеческом сообществе. Именно по своей нечеловечности они не могут ничего пояснить в человеческой истории; они не подтверждают и не опровергают ни разложения, ни образования никакого быта, потому что они просто не были» . Подобное понимание отношения произведения искусства и социальной реальности странно слышать из уст поэта — последний пассаж вообще мог себе позволить разве что П. Струве, не допустивший в свое время «Петербург» к публикации. Тем не менее, по какой-то филологической иронии, Ходасевич считается даже инициатором психоаналитического подхода к творчеству Белого. Но что может объяснить наблюдение, что персонажи романов Белого похожи на его родителей и на него самого? И даже если они, как пишет Ходасевич, в качестве таковых «домашних дел» имеют отношение не к «судьбам России», а к психоаналитическим комплексам — «отцеубийства», «предательства», «мании преследования» и т.д., — то почему все же не признать за ними некоторой «социальной значимости»? Хотя, может быть, не в столь непосредственном виде, как это представлял сам Белый в некоторых своих Предисловиях и теоретических статьях? Например, в предисловии к поэме «Христос воскрес», отводя слишком грубые интерпретации, он писал как о том, что мотивы «индивидуальной мистерии» преобладают в ней над политическими мотивами, так и о том, что «события социальной действительности подготовляются в движениях индивидуальной души». Ниже мы намерены предложить опыт психобиографического анализа этих «движений», в том объеме, в каком они приобретали у Белого художественную форму, одновременно оценивая правомочность его претензий к «революционности» А. Блока. Г.Г. Шпет как стиховед Неожиданную поддержку социальной вменяемости произведений Белого, причем в интересующем нас направлении, еще в 1920-е годы оказал Г.Г. Шпет — философ, которого трудно заподозрить в какой-либо личной пристрастности и тем более отрешенности от революционных процессов в России. В первом выпуске своих «Эстетических фрагментов» — работе, которая, кстати, одной из первых в России отметила поворот европейской философии от традиционных метафизических тем к проблематике ценности, смысла художественного творчества и т.д. , — он противопоставил поэму Белого «Христос воскрес» «Двенадцати» Блока как раз по адекватности воспроизведения в поэзии вектора революционных изменений социальной действительности.
Согласно эстетической теории Шпета, художник, хотя и не творит действительность, а только подражает ей и воспроизводит ее в своих произведениях, ранее других способен увидеть новое, выразить и поддерживать его существование. Тем самым предоставляется материал для рефлексивной и практической деятельности, которая также оказывается направленной на культивирование этого нового. Смысл искусства состоит, таким образом, в том, чтобы одновременно увидеть и утвердить права нового в изменяющемся мире. То есть не просто выявлять сущность социального как региона неподвижного природного бытия и образно запечатлевать его, но провоцировать социальный мир к непрерывному изменению художественными средствами. В этой связи Шпет критикует Блока за близорукость, связанную с непониманием онтологического статуса революции. Он считает ошибкой видеть за революцией некое бытие и определяет ее онтологический статус как «фиктивный». Революция характеризуется кратким временем «между», после которого остается только то, что не сгорело в ее «очистительном пламени». В понимании природы революции Шпет не идет дальше общих мест (квази)марксистского дискурса рубежа веков, но и этого ему достаточно, чтобы настаивать на псевдореволюционности «Двенадцати». В частности, Шпет указывает на несоответствие между профетизмом «Двенадцати» и иронией Блока над старым бытом и старой сущностью России, которую будто бы нельзя переплавить никакой революцией, никаким искусством . По мнению Шпета, профетические видеґния Блока (в противоположность феноменологическим виґдениям) имеют философским источником понимание социального бытия как неизменного квазиприродного региона реальности, за покрывалом которого скрывается его неподвижная платоновская «сущность», или гегелевская «идея». Тема «покрывала майи», за которое Блок, по словам Шпета, вынужден был заглянуть под влиянием «нашего преступного любопытства», действительно активно обсуждалась русскими символистами в начале века, при этом искусство понималось как средство преодоления платоновского двоемирия . Но Шпет считал ошибкой искать за реальностью, в которой мы живем, еще какой-нибудь верхний или нижний этаж, где мог бы располагаться ее смысл. Смысл, по Шпету, конституируется исключительно в области внешнего, в качестве социальной цели-назначения всех вещей, с которыми мы только имеем дело: от любого материального орудия до «слова», «языка», человеческого «я» и т.д. Поэтому Шпет и упрекал Блока в притворном отказе от «внешности» и подмене ее «изгибов» и «теней» — как некоторых смыслонесущих эффектов поверхности — глубинным платоновским смыслом, выраженным символически. При этом, по достаточно ироничному наблюдению Белого, Блок сохранял «максималистическую реалистичность» на другом уровне — уровне означающих знаков. Но это только усугубляло, по Шпету, ложность его символизма. По его словам, «внешность» понималась Блоком не как знак некоторой цели, задающей направление изменений действительности, а как символ некоей неподвижной сущности, неизменной природы, старого российского житья-бытья, в котором «Петька Катьку полюбил».
Зачем он говорил мне вещи, от которых меня коробило, и тоном, от которого все во мне сжималось? Права ли я, когда так много значения придаю словам, и, может быть, даже богиня моя, сказанное с лучшими намерениями, вовсе не было так ужасно? Но я понимала, что тут были не одни слова: тут была плеть, которая еще раньше кое у кого "висела на стенке". А ко мне еще никто не входил с плетью (и без улыбки) надобности в этом не было. Но теперь он был арестован. Это страшное утро, когда его взяли и увезли, после того как он сказал, что ему тяжело, как никогда... Я перебирала в памяти его стихи, я знала их наизусть с тринадцати лет, многое я в них любила, но я вдруг увидела всю их детскость, в то же время как и старомодность, их несовременность, их искусственность для нашего времени. Ведь он повернул обратно, от символизма к парнасу, думалось мне, а вовсе не устроил революции против символистов. Неужели парнасом хотел он победить Вячеслава Иванова, Андрея Белого, Блока? Даже в его многопудовой, неповоротливой мужской самоуверенности сквозила эта старомодность завоевателя, покорителя
1. Образ Родины в творчестве Александра Блока
2. Революция в творчестве Александра Блока
3. Поэтический образ России в лирике А. А. Блока
4. Образы и символика в поэме А. Блока «Двенадцать»
5. Эволюция образа прекрасной дамы в лирике А. Блока
9. Революция в творчестве Александра Блока
10. Образы-символы в романе В. Дудинцева "Белые одежды"
11. Чили: создание блока Народное единство и президентские выборы 1970 года
12. Английская буржуазная революция 17в.
13. Буржуазная революция в Японии. Конституция Японии 1889г.
15. Тамбовский край в первой русской революции
16. Объективные причины октябрьской революции 1917 г.
Замок для коляски "Flipper". 
Гамачок для купания, универсальный. 
Набор детской посуды "Тачки. Дисней", 3 предмета. 17. Революция 1905-1907гг. Избранное
19. Образ Мадонны в мировом искусстве
20. Образ женщины в искусстве Возрождения
25. "Страшный мир" в лирике А.А.Блока
27. Рецезия на повесть Ф. М. Достоевского "Белые ночи"
28. Донские казаки и революция на примере судьбы Григория Мелихова
29. Тема дружбы и образы друзей в лирике Пушкина
30. Владимир Высоцкий "Я к микрофону встал, как к образам"
31. Лирический образ Руси в прозе Н. В. Гоголя
32. Александр Блок. Жизнь и творчество. Влияние творчества Блока на поэзию Анны Ахматовой
Грамота "С гербом и флагом", вертикальная, 200 штук (количество томов: 200). 
Подгузники "Солнце и Луна. Нежное прикосновение", размер: 5/XL (11-25 кг), 48 штук. 
Увлекательная настольная игра "Зверобуквы", новая версия. 33. Анализ стихотворения А. Блока "О доблестях, о подвигах, о славе"
34. Андрей Белый
35. Женский образ в повести А.И. Куприна "Олеся"
36. Идеи и образы современной поэзии
37. Маяковский и революция. Выписки из критической литературы
42. Типы и функции обращений в лирике А. Блока
43. Хронологическая таблица по А.А. Блоку
45. Трактовка образа Обломова в статье Н. А. Добролюбова "Что такое Обломовщина?"
46. Образ пейзажа в романе М. Е. Салтыкова-Щедрина "Господа Головлевы"
47. Образ Печёрина в романе М.Ю. Лермонтова "Герой нашего времени"
48. Фантастические образы в романе М.А. Булгакова "Мастер и Маргарита"
Сумка-мини для раскрашивания "Модница" (контур-серебро). 
Детский трехколесный велосипед Jaguar (цвет: синий). 
Копилка "Свинка с мелом", 20x15x16 см, арт. 223018. 49. Образы детей и их роль в романе Достоевского "Преступление и наказание"
50. Андрей Белый
51. Образ России в поэме Дж. Байрона "Дон Жуан"
52. Образ художника в романе М.Булгакова "Мастер и Маргарита"
53. Слово как опорный образ поэтики Иосифа Бродского
57. Система образов в поэме Н.В.Гоголя "Мёртвые души"
58. Образ тургеневской девушки в повести "Ася"
59. Петр I, его наружность, привычки, образ жизни и характер
60. Трагедия России глазами вождя Белого Движения (мемуары А. И. Деникина "Очерки русской смуты")
61. Буржуазно-демократические революции
62. Россия в годы интервенции и гражданской войны (1918-1920гг.). "Белое движение", его состав и цели
Набор цветных карандашей "Noris Club", акварельные, 24 цвета, с кистью. 
Одноразовые туалетные покрытия на унитаз (235 штук). 
Шкатулка ювелирная "Moretto", 18x13x10 см (2 яруса). 65. Конспект статьи Н. Бердяева "Духи русской революции"
66. Мыслители Русского зарубежья о русской революции
67. Образ иноплеменников по Повести временных лет (1060-1110) ([Доклад])
68. Развитие науки: революция или эволюция? Философские модели постпозитивизма
74. Системный блок (основные компоненты)
76. Понятие алгоритма, его свойства. Описание алгоритмов с помощью блок схем на языке Turbo Pascal
77. Серое и белое вещество головного мозга
79. О революции и контрреволюции в 1917 году (роль Л.Г. Корнилова)
80. Государство и право на территориях, занятых белыми армиями
Набор мисок "Mayer & Boch", 10 предметов. 
Автокресло Еду-Еду "KS-513 Lux" с вкладышем (цвет: голубой, 9-36 кг). 
Корзина "Лягушонок", 45х45 см. 81. Лазерная резка: расчет зануления кабельной сети и освещенности сборочного места блока
83. ВПФ, нейропсихологический синдром и фактор, блоки мозга
84. Третий функциональный блок мозга
85. Расчет усилителя низкой частоты с блоком питания
89. Комплекс наземного слежения 1К119. Модернизация блока обработки сейсмосигнала
90. Научные революции. Почему они происходят
91. Ислам - вера и образ жизни
92. Ислам - вера, образ жизни и закон Саудовской Аравии
93. Личность и общество: сексуальная революция
94. Здоровый образ жизни. Алкоголь как один из факторов риска для здоровья.
95. Основы здорового образа жизни студента, физическая культура в обеспечении здоровья
96. Основы здорового образа жизни
Защитный детский бальзам от ветра и холода "Weleda" с календулой, 30 мл. 
Универсальная вкладка для дорожных горшков (фиолетовый). 
Настольная игра "Звезда Африки". 98. Основы здорового образа жизни
99. Концепция здорового образа жизни
